Эльшад Алили
Семитские
заимствования в армянской лексике фиксируются еще в ранних армянских текстах.
Об этом отмечали уже первые исследователи армянских летописных работ. Надо
отметить, что основная масса семитских имен, слов и терминов заимствовано
армянской лексикой в первую очередь через библейскую, сиро-арамейскую и
пехлевийскую литературу. Одним из первых ученых, предоставивших некоторый список
семитских слов в армянском языке был известный немецкий ученый-лингвист Генри
Гюбшман. В своем труде под названием «Армянская Грамматика» Гюбшман приводит 52
примеров ономастики и 133 слов и терминов, заимствованных из сирийского языка,
имеющихся в классических армянских текстах [1, с. 281-321].
Известно, что многие корневые слова и термины, имеющиеся в таких существующих
семитских языках как арабский, арамейский, ассирийский, иврит и других семитских
языках восходят к базовой аккадской лексике. Многие слова и термины, имеющиеся в
клинописных аккадских текстах Месопотамии, могут быть заимствованы через
арамейский, древнееврейский, или арабский языки и их литературу. Таким образом,
многие аккадские фразы, имеющиеся в библейской и коранической литературе,
частично попали в другие языки мира. В том числе они имеются и в армянской
лексике и литературе. Но называть их прямыми аккадскими заимствованиями в
армянском, или каком-нибудь другом языке будет не совсем корректно.
После Г. Гюбшмана другие ученые дополнили список сиро-арамейских заимствований в
армянской лексике. Уже в советский период сами армянские ученые-языковеды
заимели тенденцию постепенно объявлять эти заимствованные семитские слова и
термины прямым влиянием, ассирийского, аккадо-вавилонского, а порой даже и
шумерского языков. Первым делом известный армянский ученый-языковед Рачья Ачарян
в I части своей «Истории армянского языка», основываясь на материале «Армянского
корневого словаря», выделил 27 слов из заимствованной сирийской лексики в
отдельную группу. И при этом допустил конечным источником этих слов ассирийский
язык (Հ․ Ածառյան ՀԱՅՕՑ ԼԵԶՎԻ ՊԱՏՄՈՒԹՅՈՒՆ․ 1, 1940. Ереван. Стр. 194-201.). Об
этом в своей работе «Об Аккадских Заимствованиях в Армянском Языке» отмечает
армянский ученый-лингвист академик Геворк Джаукян [2, с. 110]. В первой части
своей работы Г. Джаукян приводит список из этих 27 слов, приводимых Ачаряном, а
также добавляет туда несколько слов, которые по предположению Ачаряна тоже могли
иметь шумеро-аккадское происхождение. В дополнение приводятся несколько
собственных ассирийских имен, хотя известно, что данные имена, такие как
Сенекерим, Адрамелек, Сарасар попали в армянский язык через Библию.
Вторым после Ачаряна армянским ученым, писавшим об аккадском влиянии на
армянский язык, был Григорий Капанцян. Данную тематику он рассматривает в его
работе с названием «Ассиро-вавилонские слова в армянском», которые по его
мнению, являются аккадскими заимствованиями в армянском языке (Գ․ Ղափանցյան
ԱՍՈՒՐԱ-ԲԱԲԵԼԱԿԱՆ ՐԱՌԵՐԸ ՀԱԸԵՐԵՆՈՒՄ․ «Известия «АН Арм. ССР. 1945 3-4). Об этом
тоже в своей работе отмечает Г. Джаукян и приводит 37 слов из списка Капанцяна,
[ibid, с. 111-112]. Г. Джаукян также приводит список семь слов из книги
армянского историка Николая Адонца, которые тот поместил как приложение в конце
армянского перевода его «Истории Армении» (Ն․ Ադոնց N. ՀԱՅԱՍՏԱՆԻ ԹԱՏՄՈՒԹՅՈՒՆ․
Ереван 1972. Стр. 332-382. Французский оригинал: Adontz HISTOIRE DE l’ARMENIE.
Paris 1946). По мнению Н. Адонца источником этих слов может быть ассирийский
язык. При этом Н. Адонц, говоря о рассматриваемом им лексическом слое, указывал,
что «подобные элементы, по-видимому, проникали в армянский язык при переходе
армян в Армению или были унаследованы от древнего местного населения после их
прихода в страну» [ibid, с. 114].
Но еще до публикации статей Геворка Джаукяна по данной тематике в научной среде
Арм. ССР появилась статья другого армянского языковеда – Н. А. Мкртчяна. Его
исследовательский материал с названием «Отклонения» от закономерностей
армянского языка в свете данных аккадского языка» позже в советских
лингвистических кругах был воспринят с критикой. И даже Г. Джаукяну пришлось
критиковать его материал и опровергать многие его заключения во второй части
своей статьи [3, с. 96-101]. Действительно материал Мкртчяна был шокирующим для
советской лингвистики и
индоевропейского языкознания, ведь он утверждал, что «В результате
дальнейших изысканий мы выяснили, что число аккадских слов, заимствованных
армянским языком, превышает 500». Некоторым
советским языковедам не понравилось то, что многие слова, считающиеся
индоевропейскими, Мкртчян представлял, как фразы аккадского происхождения. При
этом еще отмечал, что в армянской лексике «слова, «не подчиняющиеся» общим
закономерностям армянского языка, составляют значительное
количество» [4, с. 219, 223], чего было не по душе уже самим армянским
специалистам. Его обвиняли в том, что многие слова, имеющие общее
индоевропейское происхождение он приписывал аккадской лексике. Хотя в этом же
своем материале он приводит всего лишь около 60 так называемых аккадских
заимствований в армянском языке.
Следует
отметить, что все работы, связанные с т.н. шумерскими, аккадскими, хеттскими,
или даже хурритскими лексическими заимствованиями в армянском языке, о котором
время от времени пишут армянские языковеды, преследуют лишь одну цель; возводить
присутствие армянского языка в регионе в аккадо-шумерскую, или хеттскую эпоху. Хотя
исторически непосредственного армяно-аккадского или армяно-хеттского языкового
контакта никогда не было. Сегодня сомнения вызывают даже армяно-урартские
языковые контакты. Уж слишком неубедительны доводы по этому вопросу.
Но при этом армянские историки и языковеды придерживаются другого мнения. По
этому поводу Г. Джаукян еще в 1980-м году вот чего отмечал:
«В настоящее время ни у кого не вызывает
сомнений, что армяне обитали на территории исторической Армении гораздо раньше
VI в. до н. э. и могли входить в непосредственный контакт с аккадцами, если
иметь в виду, во-первых, наличие армян в стране Арме-Шуприа; во-вторых,
значительный вес в образовании армянской народности различных народов и племен,
известных со времен возвышения ассирийского государства; в-третьих, бытование в
урартском государстве армян, имевших, по-видимому, даже правителей на урартском
троне; в-четвертых, наличие аккадских колоний в Малой Азии и возможность
длительного контакта их жителей с армянами» [2, с. 114]. Конечно же,
подобные изъявления никогда не подкрепляются действительными историческими и
лингвистическими фактами. Можно лишь согласиться с тем, что в Малой Азии
присутствовали ассиро-вавилонские колонии и естественно имелись длительные
контакты их с насельниками этого края. Здесь, конечно же, уместно вспомнить
возражения Г. Капанцяна Р. Ачаряну. Тот озаглавил свой экскурс «Аккадское
влияние на армянский», и отмечал, что аккадцы «ко времени образования армянской
народности перестали говорить «на своем языке, стали иноязычными» и не были
соседями армян» [ibid, с. 114].
В этом свете следует просмотреть на примерах, приводимых армянскими учеными
влияние семитских языков на армянскую лексику, и выявить реальное роль
аккадского языка в этом процессе. Также армянские языковеды приводят примерно
120-150 лексических примеров т.н. аккадского влияния на армянскую лексику. Чтобы
просмотреть весь этот материал требуется отдельная работа. Но в конце своей
работы Джаукян предлагает примерно 60 лингвистических соответствий, часть
которых позволяет просмотреть и проанализировать формат нашего данного
материала.
Внизу анализируются примеры, приведенные Джаукяном. Тут конечно обязательно
нужно отметить, что все лексические сравнения между аккадским и армянскими
языками, которые представляют вышеперечисленные армянские языковеды, приведены
без источника их происхождения, что является главным изъяном их работ. Кроме
этого зачастую даже не приведены значения указанных аккадских и армянских глосс.
В таком случае приходится гадать и не редко появляются сомнения в существовании
этих лексем, так как не находятся им подтверждения в известных словарях
аккадского и армянского языков. Также не редко т.н. армянские их соответствия и
их источники вызывают вопросы. Источники этих глосс также не отмечаются. Автору
пришлось самому искать источники приводимых армянских и аккадских лексем и
собрать этот материал. Аккадские термины отмечаются красным шрифтом:
1) армянский anawt сосуд и
аккадский unūtu.
Источник армянского слова anawt остается
под вопросом. В классических словарях армянского языка он отсутствует. Имеются
армянские աման (aman) – сосуд, горшок и անօթ (anot’)
– сосуд, посуда, домашняя
утварь [5, с. 27, 118]. Но наличие поздней буквы -о в армянском անօթ (anot’)
позволяет с уверенностью заключить, что данное слово является поздним
заимствованием и утвердился в лексике армянского языка в XVII-XVIII столетиях.
Как писал в 1838-м году армянский лингвист, историк А. Худобашев гласная -о
заимствована в последние столетия [6, с. 500]. Вообще буквы -о и –ֆ, внедренные
в армянский алфавит позднее использовались в основном в правописании новых
заимствованных слов.
unūtu – инструменты,
оборудование, домашнее хозяйство, кухонная принадлежность, в том числе посуда
[7, с. 423].
Налицо только некоторая фонетическая близость. Семантическая связь натянута.
Учитывая позднее появления в армянской лексике անօթ (anot’)
нет никакого прямого заимствования с аккадского языка.
2) каm(n)
– молотильная доска и аккадский qamû.
Армянский կամն (kamn) или կամնասայլ (kamnasayl)
– колесница, орудие, которым бьют хлеб [5, с. 557].
Аккадский qamû B –
измельчать, молоть [8, с. 78].
Аккадское слово qamû отмечается
только в вавилонских текстах. В ассирийской лексике оно не фиксируется. Поэтому
хоть и просматривается фонетическая и семантическая связь между армянским կամն (kamn)
и аккадским qamû, но более
вероятно, что в армянскую лексику данный семитский корень каm попал
через третий язык.
3) армянский каšаr взятка и
аккадский qāšu.
Армянский կաշառ (kašar) –
плата за тяжебное дело, взятка [5, с. 562].
Источник и значение аккадского qāšu Г.
Джаукяном не указаны.
Имеется аккадский qâšu, gâšu –
идти, приходить; кружиться, танцевать, плясать [8, с. 161], [9, с. 58].
Также имеется аккадский:
qiâšu – дарить, сделать
пожертвование земли, сделать подарок, совершить пожертвование, посвятить подарок
чему-то; даровать мудрость, силу, богатство (со стороны божества) [7, с. 289],
[8, с. 156].
Сложно семантически связать понятие взятки с пожертвованием, или божественным
дарованием. Сомнительное сравнение.
4) армянский kmaxi оплакивание, плачь и
аккадский kimmaḫu
Непонятен источник армянского kmaxi. В классических словарях армянского языка
данное слово отсутствует. Имеются армянские ողբումն (woxbumn), լալումն (lalumn),
սդումն (sdumn), լաց (yats), լալիւնմ (lalivnm), ողբ (woxb) – оплакивание, плачь [10,
с. 468, 536] и կոծ (koč) – плачь, рыдание, оплакивание, скорбь [5,
с. 595]. Но, ни один из этих примеров фонетически не соответствует приводимому
сравнению. Также не указано значение аккадского соответствия. Возможно, имеется
в виду аккадский kimaḫḫu, gimaḫu – могила,
гробница, мавзолей [7, с. 158], [11, с. 370].
Слишком натянута. Никакой связи. Тем более не понятен источник армянского kmaxi.
5) армянский kmaxi—k – скелет и
аккадский q/g/ kimmaḫu.
կմախք (kmaxq) – скелет,
костяк [5, с. 592].
Но не приведено значение и источник аккадского слова kimmaḫu.
Если это вышеупомянутое слово со значением kimaḫḫu, gimaḫu – могила, гробница, мавзолей,
то никакой семантической связи не имеется. А другого значение слова q/g/ kimmaḫu в
аккадских текстах и словарях не приводятся. То есть опять же источник и значение
аккадского соответствия остается не решенным.
Слишком спекулятивно.
6) армянский knik печать и
аккадский qunuqqu.
կնիք (kniq) – печать,
клеймо, герб, штемпель, знак вместо подписи [5, с. 592].
Но опять, же не приведено значение и источник аккадского слова qunuqqu.
В словаре аккадского языка Чикагского университета, и в других словарях
аккадского языка данное слово отсутствует. Еще один неподобающий пример
сравнения.
7) армянский коzеr дитя,
ребенок коzrn верблюжонок и
аккадский gzr
կոզռն (kozrn) – верблюжонок
[5, с. 595].
gzr – такого слова и вообще
подобное правописание слов в аккадском языке не имеется. Только в арамейской
лексике можно искать подобные лексемы. Еще один неудачный пример т. н.
аккадского заимствования.
8) армянский кšir весы; вес аккадский gišrinnu.
կշիռ (kšir) – соразмерно,
равномерно [5, с. 594].
gišrinnu – баланс,
равновесие [9, с. 107]. Слово имеет шумерское происхождение. В аккадских текстах
упоминается только в литературном стандартном вавилонском (СВ) диалекте.
Естественно в таком раскладе прямое заимствование с аккадского языка исключено.
9) армянский каłак город
и аккадский каlаккu.
քաղաք (qałaq, qağaq) – город
[6, с. 480].
kalakku – земляные работы,
выкапывание, траншеи; яма; подземный склад [7, с. 142].
Никакой семантической связи не следует. Тем более, что քաղաք в
армянской лексике является заимствованным через парфянскую терминологию. По
Гюбшману является заимствованием с сирийского языка [1, с. 318].
10) армянский кštеl «отсекать,
отрубать, срубать, резать, отрезать; бить, ударять» и аккадский кašâtu,
(отсекать, отрубать, срубать, вырубать),
Один из редких примеров, где Джаукяном приведено значение аккадского
соответствия. Но при этом источник армянского кštеl не
понятен. В классических словарях армянского языка отсутствует. Имеются
армянские կտրել (ktrel) – отрубать [10,
c. 495] и կտել (ktel) – прокалывать, клеймить [5,
c. 608]. Но транскрипционные формы ktrel и ktel представлять,
как кštеl будет сильной
натяжкой.
Аккадские:
kasāmu – вырезать, разрезать
(тело, дерево, тростник) [7, с. 150], [11, с. 242];
kasāpu A – рассекать,
разрезать, отломить кусок; быть разрезанным, сломанным [ibid, с. 241];
kasāru – блокировать,
преграждать реку, ставить плотины через реку, прокладывать через [ibid, с. 242];
не имеется никакого фонетического соответствия между вышеприведенными армянскими
и аккадскими терминами.
11) армянский kurm жрец и
аккадский kumru.
Источник армянского kurm остается
не известным. В классических словарях армянского языка отсутствует. Имеется Քահանայ ղօհարար (Qahanay
ğoharar) – жрец [10, с. 174] и կուռք (kurq)
– идол, истукан [5,
с. 603].
kumru – жрец [7, с. 166].
Отмечается в текстах древнеассирийского периода (1800-1700 гг. до н.э.). В
таком раскладе исключается прямое заимствование.
12) армянский maks пошлина
и аккадский maksu.
մաքս (maqs) – пошлина [10,
c. 592]
maksu – облагать налогом [7,
c. 192] OB
аккадский maksu отмечается в
текстах древневавилонского периода (2000-1500 гг. до н.э.), и, конечно же,
прямое заимствование в армянский язык исключается. Является заимствованием с
сирийского языка, о чем отмечает Гюбшман [1, c. 311].
Еще один неудачный пример прямого аккадского влияния на армянский язык.
13) армянский диал. mаlох корчевалка и
аккадский malāḫu.
Источник армянского диалектического слова mаlох (корчевалка)
не ясен. Имеются армянские слова մալխ (malx), մալուխ (malux)
— верблюд; трос, толстая веревка, канат [6,
c. 1167], [12, с. 446]. Но они не связаны с аккадским словом malāḫu.
malāḫu – вырывать, рвать,
вырвать; превращать в волокна, измельчать; вырваться [7, с. 193].
Аккадский глагол malāḫu также
никак не может быть связан с корчевалкой, так как в данном случае глаголы вырывать,
рвать, вырвать, не связаны с сельскохозяйственными работами. Тем более, что
семантические корни диалектического mаlох так
и остаются не известными.
14) армянский mаlux „канат»
и аккадский maḫullanu.
մալխ (malx), մալուխ (malux)
– верблюд; трос, толстая веревка, канат [6, c. 1167], [12, с. 446].
Значение и источник аккадского maḫullanu не
приведены. Его нет также в основных словарях аккадского языка. В этом случае
остается гадать. В аккадской лексике корень слова связан с двумя понятиями:
maḫu – бредить [7, c. 190];
maḫu – отправляться, уходить
[7, c. 190], [115-116].
Ни один из этих корней не связывается с армянским mаlux – канат.
15) армянский mаlхаz «начальник
царской гвардии» и аккадский malḫazu.
Источник и значение аккадского malḫazu не
указан. В аккадской лексике нет такого слова. Да и армянский մաղխազ (mаlхаz)
является заимствованием с третьего языка.
16) армянский диал. manker борона и
аккадский (mа)nagiru.
Происхождение и корни армянского диалектического manker не
известны. Кроме этого и в аккадском языке нет такого слова как (mа)nagiru.
Имеется nagiru – глашатай
[7, с. 231].
Еще один случай неудачного сравнения.
17) армянский mask кожа, шкура и
аккадский mašku – кожа, шкура.
(арам. mаšка; менее вероятно
восхождение к сирийск. mеšка,
вопреки Р. Ачаряну)
Один из редких случаев, когда Г. Джаукян приводит также арамейский и сирийские
соответствия слова.
մաշկ (mašk) – кожа [10, c.
281].
mašḫu – одежда, одеяние;
mašku – 1. кожа, шкура; 2.
(необработанный) шкура, кожа (загорелая); 3. кожа в синекдохическом
использовании; 4. кожура [13, 365]
Явный случай заимствования посредством третьего языка. Является заимствованием с
сирийского языка, о чем отмечает Гюбшман [1, c. 311].
18) армянский диал. msrel – крошить, измельчать и
аккадский mašaru – разрезать, разрывать, растерзать.
Непонятен источник и происхождение армянского диалектизма msrel,
который отсутствует в базовой армянской лексике. Также в аккадской лексике
отсутствует глагол mašaru – разрезать, разрывать, растерзать.
Имеются глагол mašaru – тащить, волочить и mašaru – десятая
часть [7, с. 201].
Слишком спекулятивно.
19) армянский mzel – выжимать и
аккадский mazu.
մզել (mzel) – жать, давить,
выжимать, выдавливать [6, с. 150].
mazû, mazā’u –
1. выжать, сжимать, вырабатывать жидкость; 2. насиловать [13, с. 439].
Ассирийский mazû, mazā’u встречается
только в текстах древнеассирийского и среднеассирийского периодов (1800-1000 гг.
до н.э.). В таком раскладе прямое заимствование с аккадского языка исключается.
Соответствие и заимствование нужно искать в других третьих семитских языках.
20) армянский olorn горох и
аккадский ḫalluru.
ոլոռն (volorn ), а также ռան (ran), ռունք (run-k)
– горошина; нут; зерно, крупинка; глобула; древесный червь; жук; по капле,
капля за каплей [12, с. 558].
ḫalluru – нут, растение нута
[14, с. 47].
Аккадский ḫalluru упоминается
только в текстах древнеаакадского периода (2600-2000 гг. до н.э.) и семантически
связан исключительно с растением нут. Тогда как армянское слово volorn,
связанное с корнями ran, или run может применяться ко многим мелким, круглым
предметам. Собственно, горох на армянском սիսեռ (siser).
Слишком натянуто и спекулятивно.
21) армянский рас—аnel одеваться и
аккадский раṣаnu.
Источник армянского рас—аnel неясен
и даже сомнителен. Есть ли такое выражение? Имеются պաճուճել (pačučel-padzudzel)
– украшать, наряжать,
или պճնել (pčnel-pdznel) – украшать, сделать
красивым, которые являются производными от корня պաճոյճ (pačoyč-padzoydz)
– убор, убранство, украшение, краса [6,
с. 313, 338]. Собственно одеваться на
армянском զդենուլ (zdenul)
[5, c. 385].
pasāmu, pasānu, раṣānu –
1. покрывать; 2. скрывать, прятать; 3. завуалировать, скрыть лицо [15, с. 217].
Нет никакой семантической связи между армянским украшать, наряжать с
аккадскими покрывать, скрывать, завуалировать.
Слишком спекулятивно.
22) армянский рak замок; закрытый и
аккадский paqu.
փակ (pak) – замок,
крепление; закрытый, запертый [12, с. 722].
Источник и значение аккадской фразы paqu не
указан. Опять же в очередной раз приходится гадать. В аккадской лексике
имеются:
рāqu – узкий;
рâqu – сужать [15, с. 141];
никакой семантической связи армянского փակ (pak)
и аккадского рāqu не
имеется. Слишком спекулятивно.
23) армянский tari год
и аккадский daritum длительность, dariu вечный, долгий при daru продолжительность, вечность.
տարի (tari) – год
[6, с. 430].
dārītu – вечность,
бесконечность, навсегда;
dāru, dāriû –
постоянный, вечный [7, с. 57].
Между дискретным армянским понятием tari «год»
и абстрактным аккадским dariu «вечность»
сложно выявить явной семантической связи. Сильно натянуто.
24) армянский tonir «печь,
вырытая в земле» и аккадский tinūru
թոնիր (tonir) — печь, горн,
горнило [5, c. 438];
tenūru, tinūru –
печь, тандыр [7, с. 407].
Прямого заимствования не прослеживается, так как имеются арамейский tanürâ,
персидский tandur и тюркские tendir, tandır, tunur.
25) хор «лемех,
сошник» и аккадский ḫapu.
Не понятен источник армянского хор и
значение аккадского ḫapu. На
аккадском:
ḫāpu – темная земля;
ḫâpu – бояться, опасаться
[7, с. 106].
Сомнительные примеры. Нет никакой семантической связи.
Выше приведены 25 примеров т.н. аккадских заимствований в армянском языке,
которые указываются в работах армянских языковедов. При просмотре выясняется,
что многие приведенные т.н. соответствия или спекулятивны, или сильно натянуты.
Всего лишь некоторые примеры, имеющие между собой семантическую связь, являются
заимствованиями не с аккадской лексики, а с третьих языков. Зачастую это
заимствования из сиро-арамейских источников. То есть в армянской лексике прямых
заимствований с аккадской лексики отсутствуют, и не могут иметь место, так как
ни каких прямых контактов между этими языками исторически не могло быть.
При этом раннее плеяда ученых ассирологов не раз отмечала влияние туранских
языков, в том числе тюркское влияние на шумерскую и аккадскую литературу. По
этой теме автором статьи проводится исследовательская работа. Недавно
опубликована работа «ТЮРКИЗМЫ
В АККАДСКОЙ ЛЕКСИКЕ И СВЯЗЬ МЕЖДУ АККАДСКИМ И ТЮРКСКИМ ЯЗЫКАМИ В СВЕТЕ
АГГЛЮТИНАТИВНЫХ И ФЛЕКТИВНЫХ ЗАКОНОВ ЯЗЫКА» [16], где приведены 260 тюркских
лексем, имеющиеся в аккадской литературе. При этом приведены источники всех
тюркских и аккадских фраз. Диалектические соответствия рассматриваются лишь в
редких исключительных случаях.
Надо также отметить, что приведенные 260 тюркских лексем, имеющиеся в аккадской
литературе не предел, и в будущем будут представлены работы с примерами в
кратном количестве. Целью данного исследования является наглядное изложение
наличия тюркских фраз в аккадском языке и роль тюркских слов и корней в
формировании аккадской, и косвенно семитской лексической базы.
В статье констатируется, что ранние специалисты по Ассириологии отмечали
присутствие в клинописных текстах множество слов из тюркской лексики. Таким
образом, множество тюркизмов содержит в себе также тексты семитического
аккадского языка. Со временем из этих заимствованных слов возникло много
производных терминов и неологизмов, подчиняющимся грамматическим правилам
семитского Аккадского языка. В ранних Шумерских и Аккадских текстах помимо
тюркских глосс, содержатся фразы также из финно-угорских языков. Сравнительные
примеры показывают, что все Месопотамские языки в своей начальной стадии
воспользовались словарным запасом Уральско-Алтайских языков и таким образом
формировали свою литературную традицию. В определенный период писари и жрецы,
применяя новые правила словообразования, произвели новые слова из этих
заимствованных лексем. Эти новообразовавшиеся слова явились наследием семитских
языков, а часть из них перешло также в лексику индо-европейских и других языков.
